Сказать бы байку — не умею,
сказать бы присказку — не смею,
соврать бы небылицу — не могу притвориться.
Так скажу лучше правду, а вы послушайте, может, вам пригодится.
Идёт селом странница-старушка,
что подаянием от добрых людей живёт.
Полсела прошла, глядит — на завалинке
перед хатой молодица плачет-разливается, фартуком глаза утирает.
— Чего слёзы льёшь? — старушка
спрашивает. — Что за доля тебе на роду выпала?
— Ох, бабуня, лучше не спрашивай!
Лихая у меня доля, головушка моя несчастная… Как пошла я замуж за того
окаянного, часинки ясной не видела. Каждый день меня, бедную, бранит-ругает…
Чтоб его черти на том свете ругали! Да ещё поколотить грозится, лихорадка бы
его колотила!..
— Ну, а ты ему отвечаешь?
— А как же! Он — слово, я —
десять, он — десять, я — двадцать! Не дождётся он, ледащий, чтоб я ему
смолчала! Вот ещё! И поверите, бабуня, не помогает ведь. Ещё пуще ругается. И
заступиться некому за меня, сиротинушку…
— Может, я тебе помогу, — говорит
странница.
— Ой, бабо-сердце,
помогите-присоветуйте, пусть вам солнышко ясно светит, дождь не мочит, пусть
люди вам богато подают, а я ничего не пожалела бы — и сальца дала бы, и хлебца,
и холста на сорочечку.
Порылась старая в своей котомке,
вытащила пузырёк ни большой, ни маленький.
— Вот тебе, дочка, молчун-зелье.
Настоено оно на семи травах. А собраны те травы из-за семи гор, семи рек, в
тёмном лугу у белого камня в первую субботу после последней пятницы. Запоминай,
доченька, всё в точности сделай, как я тебе говорю, а не то пропадёт волшебная
сила у зелья. Держи пузырёк всегда при себе, л как начнётся меж вами свара, ты
тихонечко отвернись да набери в рот того зелья. Не глотай, не выплёвывай, а
держи до той поры, пока от твоего мужа нечистая сила, чёрная злоба не
отступится. Как после грозы тёмную тучу ветром от солнца отгоняет, так сгинет,
пропадёт, развеется твоё лихо, словно и не бывало его. Моё слово верное, что
сказала, то и сбудется!
Взяла молодица зелье волшебное, а
странница своим путём побрела.
Ходила-бродила, немало на свете
повидала, ещё больше от людей слыхала, да через какое-то время опять тем селом
идёт. Полсела прошла, глядит — на завалинке перед хатой молодица песню поёт,
зелёный горох себе в фартук лущит. Завидела старушку, руками радостно
всплеснула.
— Ой, бабуня, пташечка моя,
спасибочко вам за зелье!
— Помогло, значит? — спрашивает
старушка.
Говорю ж вам, бабуня, как ножом
всю беду отрезало. Придёт муж в хату, только начнём лаяться, я вашего зелья
верного в рот наберу да держу, боюсь каплю упустить. Так поверите — муженька
моего будто кто сразу подменит: сядет мирненько к столу, со мною ласково
говорит, аж в хате светлее. Я зелье проглочу и сама ему ласково отвечаю. Тишь
да гладь у нас. А я что вам обещала, не забыла.
Высыпала молодица зелёный горох
из подола в миску, побежала в хату и вынесла старушке белого хлеба ковригу, сала
добрый кусок, да тонкого полотна на сорочку. Взяла всё странница,
попрощалась-оклонилась и собралась было уходить.
А молодица ей вслед:
— Ой, бабусю, постойте! Зелье-то
у меня кончается. Как же мне без него дальше жить?
Засмеялась старая.
— Не горюй, доченька, это беда
невеликая. Как кончится молчун-зелье, ты в пузырёк чистой водицы из колодца
налей, она не хуже помогает. Перемолчишь сварливые слова, что тебе на язык
просятся, и у мужа их не станет. Так-то оно, доченька!
